уставший.
— Ну с чего! С чего мне не верить тебе! Я обо всем уже догадалась, Ваня. Я все поняла.
Обнимаю дурашку, и он не вырывается целых полторы минуты. Эх, много работы предстоит. С тем фактом, что Ваня наркотики продавал придется чуть позже прорабатывать с психотерапевтом, как минимум.
Микроволновка бибикает и я нехотя отпускаю подростка.
— Это мы с Кулаком виноваты! — выдает он озлобленно у меня за спиной через некоторое минут и я оборачиваюсь. — Мы с ним не защитили тебя! Не спасли тебя. А только хуже сделали, во всем!
— Иногда, Ваня, людям нужно спасать самих себя.
— // —
Пока тащимся обратно к Кулаку — его жилой комплекс не так уж далеко от моего находится — пролистываю новости и чаты. Нигде упоминания вчерашних событий нет. Льдина в груди подтаивает.
Во двор заворачиваем и я понимаю, что даже не позвонила, как планировала. Дырявая башка. Набираю его, осторожно поглядывая на водителя. Вася отвечает сразу, скоро приедет.
Улыбаюсь водителю напоследок. Его Вовой зовут. Дарю ему набор сушеного мяса и фисташки, потому что заприметила у него днем орешки на переднем сидении. Он удивленно загребает благодарности.
Ваня сразу во второй спальне устраивается за компом. Махина какая-то и еще подсветкой неоновой переливается. Игровой вроде.
Отвечаю на дофига чатов, разгребая накопившееся. Кофеек себе делаю, все-таки не выспалась.
Насмотревшись на барную тележку, плескаю себе виски. Вообще, вина белого и холодного хочется, но его здесь не видно.
На журнальном столе завал бумагами и папками. Типично для Кулака: и в номере, и в пристройке он всегда находил, как плоские поверхности завалить своим беспорядком. Сдвигаю папку, чтобы как-то бокал свой пристроить.
Выпадает листок, и перед тем как вернуть его обратно, я различаю в каракулях свое имя.
Бумага с двух сторон исписана, и изрядно помятая.
Какой-то набор отдельных фраз и коротких абзацев.
Многое перечеркнуто.
Почерк у Васи ужасающий, одни буквы намного выше и шире других. Словно он выходит из себя, когда надо писать и на эмоциях ручкой сильнее размахивает и безбожно давит.
Дрожащей рукой открываю папку, а там таких листков много. Перечекрнуто, измято, кое-где оборвано.
Вот тут косой строкой «я не собирался говорить наездом», а вверху «ты сказала, что никто так хорошо не делал, а почему не просишь еще», а среди зачеркнутых линий осталось только «я готов извиниться».
А здесь наперекос четверти листка «какую поправку, любую поправку», на другой стороне «ты не прикладываешь усилий понимать, Алиса», а в самом низу «у тебя есть кто-то сейчас?».
Когда первая капля слез падает на корявую букву, я панически засовываю листки обратно в папку, а ее подальше откладываю.
Это будто заготовки… заготовки для общения со мной. Обычного разговора. Много отдельных слов написано и обведено несколько раз, чтобы запомнить.
Словно он часами сидел и продумывал, как правильнее и лучше сказать. Некоторые фразы и вопросы я помню. Еще со времен посиделок в Доме Культуры.
У него несерьезные проблемы с артикуляцией речи, что усиливаются при волнении.
И ему тяжело свободно и удачно мысли выражать. Я всегда понимала.
Но это…
В кровоснабжении у меня сбой фейерверками. Страха, счастья, надежды, волнения. Онемение охватывает ладони и ступни, и тут же брызги тепла разгоняют застой.
Он старался говорить и выражать себя понятнее. Чтобы я его услышала. Чтобы я его приняла. Чтобы получилось.
Когда замечаю, что он к дивану подошел, чуть не подпрыгиваю, настолько в мысли прогрузилась.
Смотрит на меня и не мигает. Зависла.
Хрупкая, уставшая на вид.
Подавляю толчки безбашенной злости, что гулом внутри уже собрались и скоро прорвутся наружу из раскола, как из почвы при землетрясении.
Столько на голову ей свалилось, а я и половины не решил. Ничего, сейчас я все решу. Просто резче стоило быть. Не гаситься наркотой и на трассе жрать асфальт под двести, а делами заниматься.
— Че нервная такая? Ваня где?
— В спальне, за компьютером, — волосы заправляет. Люблю их, они ей более озорной вид придают.
— Бухаешь? — киваю на виски.
Она глазами сердито стреляет. Это хорошо. Оживилась сразу.
— Вина белого нет у тебя?
— Скорее всего, нет. Но завтра будет.
Отводит взгляд в сторону, заторможенно и застенчиво несколько. Каждую эмоцию ее сожрать охота. Ну, в общем, как всегда.
Сажусь рядом, плазму переключаю на новости какие-то.
— Догадывалась, что это он может быть?
— Как сказать… Когда поняла, не удивилась. Странности замечала, но у кого из нас нет странностей. По-своему он ко мне действительно подкатывал. И бывает… знаешь, мужчины часто веселое и нормальное общение на свой счет воспринимают. Я вот некоторое время назад стала догадываться, что я ему реально мешаю в детдоме своей активностью. Это уже другое.
— Он гнал наркоту через беспризорников, мусора, ясно, в курсах были, — подытоживаю.
Алиса поводит головой и в окно смотрит. Ей явно вид отсюда понравился. Мне тоже по кайфу. Бескрайние огни города успокаивают.
— Мне нужно было раньше догадаться, да, -- тихо произносит и бокал к губам подносит. — Сложить дважды два. Почему беспризорник сбежал, а его особо не ищут и от меня скрывают. И каким образом Ваня наркотики стал продавать.
— Мне нужно было его угробить раньше, вот что. Ниче из этого не случилось бы, знай я полную картину от Вани. Я допрашивал его, ага. Херово и не в ту сторону совсем допрашивал. И послушай меня…
Она перебивает меня, довольно грозно.
— Вася, ты лучше объясни мне, что ты творишь с этим признанием. У тебя что ли врагов нет, кто против тебя использует.
— Переживаешь? — смотрю искоса, глазами хочу вытащить из нее все подчистую.
— Да я… да… — она задыхаться начинает, — что за вопрос, осел! Я с ума тут схожу. Мало того, что ты рискуешь, так и еще мою вину на себя взвалил. Вполне вероятно, что мне условное дали бы, с хорошим адвокатом.
На себя ее дергаю, перед тем как подумать. О чем-либо вообще.
— Сбрендила, да?! — прикрикиваю на нее и не жалею. — Какое условное? Тебе? За что? Да я в суд бы тебя не пустил, не говоря уже об изоляторе. Это к тебе вообще все не имеет отношения. Да что бы там не случилось, я сяду за тебя.
— Ты… ты сказал, что дело спустят на тормозах!
Ударяет меня
